Мотивация и общение

МОТИВАЦИЯ ОБЩЕНИЯ

Общение является важным условием человеческого существова­ния. Во все времена удовлетворение человеком своих потребностей происходило, как правило, с использованием общения. Уже поэтому общение имеет отношение к проблеме мотивации, являясь избираемым и планируемым способом, средством удовлетворения потребностей, влечений, желаний.

Общение — это частный вид коммуникации. Под коммуникацией понимается вза­имодействие (связь) двух систем, в ходе которого от одной системы к другой передает­ся сигнал, несущий информацию. Коммуникация присуща и техническим системам, и взаимодействию человека с машиной, приборами, и взаимодействию человека с дру­гими людьми и животными. Последний вид (и только последний!) и относится мною к общению как специфический для высокоорганизованных живых существ. При взаи­модействии людей и животных возникает психический контакт. Это значит, что в про­цессе общения происходит не просто получение информации или обмен ею, но и вызов эмоций, обмен эмоциями — сопереживание или проявление отрицательного отноше­ния к партнеру общения. Поэтому человеческое общение — это связь между людь­ми, приводящая к возникновению обоюдного психического контакта, проявляю­щегося в передаче партнеру по общению информации (вербальной и невербаль­ной) и имеющего целью установление взаимопонимания и взаимопереживания.

Такое понимание общения означает, что некорректно говорить об общении с при­родой, искусством и т. п. Чтение литературы, просмотр телепередач тоже нельзя относить к общению, так как здесь процесс односторонний: от писателя или дикто­ра — к субъекту, а обратный процесс отсутствует (именно поэтому мотивация чита­тельской деятельности рассматривается мною отдельно).

10.1. ЧТО ТАКОЕ «ПОТРЕБНОСТЬ В ОБЩЕНИИ-

Вопрос об истоках общения до сих пор остается дискуссионным. Во-первых, дискутируется вопрос о том, имеется ли потребность в общении (или коммуникативная потребность) как специфическая потребность, отличная от других социальных или духовных потребностей, или же за нее принимают разно­видности последних. Во-вторых, если потребность в общении все-таки существу­ет, то каково ее происхождение: является ли она врожденной (базовой) или вто­ричной, т. е. формируется в онтогенезе в процессе социализации ребенка. Оба этих вопроса явились предметом рассмотрения в монографии М. И. Лисиной (1986). Ниже я даю краткое изложение вопроса о потребности в общении по этой книге.

Что касается первого вопроса, то большинство авторов (Н. Ф. Добрынин, 1969; А. Г. Ковалев, 1963; А. В. Петровский, 1970; М. Айнсворт [М. Ainsworth, 1964]; Е. Маккоби и Дж. Мастере [Е. Maccoby, J. Masters, 1970]; К. Обуховский, 1972) склонны считать, что потребность в общении является специфической самостоя­тельной человеческой потребностью, отличной от других потребностей, хотя на практике ее нередко сводят к более частным потребностям: потребности во впечат­лениях (М. Ю. Кистяковская, 1970), в безопасности (А. Пейпер, 1962), в комфорте от соприкосновения с мягким теплым телом (X. Харлоу, М. Харлоу [Н. Harlow, М. Harlow, 1966]) и др. Поэтому более логичной представляется позиция Л. И. Ма-рисовой (1978), которая говорит о иерархичной структуре коммуникативных по­требностей, служащей мотивационно-потребностной основой общения. В связи с этим она выделила девять групп коммуникативных потребностей:

1)  в другом человеке и взаимоотношениях с ним;

2)  в принадлежности к социальной общности;

3)  в сопереживании и сочувствии;

4)  в заботе, помощи и поддержке со стороны других;

5)  в оказании помощи, заботы и поддержки другим;

6)  в установлении деловых связей для осуществления совместной деятельности и сотрудничестве;

7)   в постоянном обмене опытом, знаниями;

8)  в оценке со стороны других, в уважении, авторитете;

9)   в выработке общего с другими людьми понимания и объяснения объективно­го мира и всего происходящего в нем.

В отношении второго вопроса— о происхождении потребности в общении — имеются две крайние точки зрения. Ряд ученых (А. В. Веденов, 1963; Д. Т. Кемпбелл [D. Campbell, 1965]) считают, что у человека имеется врожденная потребность в самом процессе общения.

Однако врожденность потребности в общении признается не всеми учеными (С. Л. Рубинштейн, 1946; Ф. Т. Михайлов, 1976; А. В. Запорожец, 1978; А. Н. Ле­онтьев, 1983). М. И. Лисина тоже считает, что эта потребность формируется при­жизненно, как результат контакта ребенка со взрослыми.

В доказательство этому приводятся наблюдения, проведенные психологами над младенцами. В первые недели жизни ребенок не отвечает на обращения старших и сам к ним не адресуется (если не считать его плача, адресованного всем и никому конкретно). Но уже в возрасте двух месяцев» он способен отличить «добрую» мими­ку или интонацию взрослого от «злой», причем на первую у него появляется реак­ция оживления: поворачивает голову из стороны в сторону, открывает и закрывает рот, перебирает ручками и ножками, пытается улыбаться.

Интересный эксперимент проведен О. В. Баженовой: взрослый наклонялся над младенцем со специально отрепетированным «индифферентным» выражением лица. В первый раз экспериментатор, как правило, встречал со стороны младенца обыч­ную реакцию оживления, но намеренно сохранял безучастный вид. Во второй или последующие разы такой эксперимент вызывал плач — младенец протестовал про­тив «необщения» с ним.

Эти и подобные им исследования привели М. И. Лисину к выделению четырех этапов становления потребности в общении и четырех критериев, по которым мож­но судить об этой потребности. Первый этап и критерий — внимание и интерес ре­бенка к взрослому; второй этап и критерий — эмоциональные проявления ребенка в адрес взрослого; третий этап и критерий — инициативные действия ребенка, на­правленные на привлечение интереса взрослого; четвертый этап и критерий — чув­ствительность ребенка к отношению и оценке взрослого.

Однако и эти наблюдения не дают окончательного ответа на вопрос о происхож­дении потребности в общении, так как запаздывание проявления этой потребности у младенцев может быть связано с этапностью «созревания» мозговых структур и психики. По этому поводу М. И. Лисина ставит закономерный вопрос: не означают ли все указанные выше этапы становления потребности в общении, что она унасле­дована (точнее было бы — врожденная) и лишь «проявляется» после рождения ре­бенка?

Отвечая на этот вопрос отрицательно, она ссылается на исследование М. Ю. Кистяковской (1970), которая наблюдала, что в условиях госпитализма дети не прояв­ляют к взрослым ни внимания, ни интереса даже по истечении 2-3 лет жизни. Но стоило педагогу наладить взаимодействие с ребенком, как в течение короткого вре­мени удавалось далеко «продвинуть» его по пути развития, сформировать активное отношение к людям и окружающему миру. Все это можно принять, если рассматри­вать только потребность детей в общении со взрослыми для познания этих взрос­лых и самих себя через взрослых (что соответствует пониманию потребности обще­ния М. И. Лисиной). Неясно, однако, а как обстояли у этих детей дела с общением Друг с другом (по данным М. И. Лисиной, такая потребность возникает в два года), с животными.

Определяет потребность в общении (коммуникации) как стремле­ние к познанию и оценке других людей, а через них и с их помощью к самопознанию и самооценке. Она полагает, что потребность в общении строится в онтогенезе на основе других потребностей, которые начинают функционировать ранее. Основой коммуникативной потребности она считает органические жизненные нужды ребен­ка . Жизненная практика помогает ребенку открыть существо­вание взрослого как единого источника поступления к нему всех благ, а интересы эффективного «управления» таким источником создают нужду ребенка в том, что­бы его выделить и исследовать (читай — нужду в общении со взрослым). Второй базовой потребностью, ведущей к возникновению коммуникативной потребности, является, по М. И, Лисиной, потребность в новых впечатлениях (о которой говорят Л. И. Божович, 1972; М. Ю. Кистяковская, 1970; Д. Берлин [D. Berlyne, I960]; Г. Кантор [G. Cantor, 1963]; Р. Фантц [И. Fantz, 1966]). Однако стремление ребенка к удовлетворению органических потребностей и получению информации — это еще не общение, пишет М. И. Лисина (действительно, как потребность может быть деятельностью?). Лишь когда он захочет познать взрослого и самого себя, когда взрос­лый проявит внимание к ребенку, определит по отношению к нему свою позицию, тогда можно говорить и о потребности в общении.

При этом М. И. Лисина считает, что основной функцией общения является орга­низация совместной с другими людьми деятельности для активного приспособле­ния к окружающему миру, в том числе и для его преобразования.

Думается, что понимание потребности в общении и ее роли, данное М. И. Лисиной, слишком заужено и потому не очень удачно, впрочем, как и подмена понятия «потребность в общении» понятием «потребность в коммуникации», т. е. в получе­нии и обмене информацией. С моей точки зрения, не всякая коммуникация является общением. Для последнего характерен не просто обмен или получение информации (ее можно получить и из газеты, телепередачи), а установление психического контакта, между общающимися. Неясно, почему самопознание не может осуществ­ляться без общения с другими людьми. Или к какому самопознанию и самооценке приводит общение с животными? Очевидно, что М. И. Лисина гиперболизированно рассматривает лишь одну из функций общения, которой она подменяет сущность потребности в общении. Более близко к сути этой потребности было бы понимание ее как потребности в контакте с другим реальным или воображаемым живым существом. Тогда можно говорить и о потребности ребенка в кукле, и о его любви к животным, и о стремлении кошек и собак к себе подобным, и о страданиях человека из-за нарушенных контактов с другими людьми (ведь в одиночной камере тюрьмы человек страдает не потому, что он не познает других и себя!)

В связи с этим вряд ли стоит искать причину прижизненного формирования по­требности в общении только в совместной деятельности. Тогда надо признать, что у младенцев потребности в общении быть не может (как и у животных), так как со­вместная деятельность у них как таковая отсутствует. Между тем сама М. И. Лисина на основании исследований своих учеников делает вывод, что потребность в об­щении появляется у детей уже со второго месяца жизни.

Представление М. И. Лисиной, по существу, соответствует пониманию потреб­ности в общении как вторичной, и возникновение ее не выходит за рамки концепции социального научения (именно так смотрят на эту потребность У. Бижу и Д. Байер, 1966: это нужда ребенка в помощи взрослого). Однако М. И. Лисина считает, что это не так. Рождение потребности в общении не сводится, по ее мнению, к надстрой­ке новых сигналов над прежней потребностью, когда вид взрослого, звук его голоса и прикосновение напоминают ребенку о предстоящем насыщении или смене белья. В первые недели жизни у ребенка появляется именно новая, отсутствовавшая ра­нее потребность — в общении — для понимания себя и других. Это не корыстная нужда в полезном человеке, а (говоря словами К. Маркса) высокая духовная потреб­ность в том величайшем богатстве, каким является другой человек, заключает М. И.Лисина.

Все это, может, и так, но не опровергает тезиса о вторичности этой потребности, на чем бы она ни базировалась. Даже если это потребность в познании себя и дру­гих, то все равно это частный случай проявления познавательной потребности. Если же понимать потребность в общении как потребность в психическом контакте, то взрослые (как и дети, животные), к которым ребенок привыкает, становятся просто средством удовлетворения потребности в контакте. А это значит, что и в данном случае потребность в общении со взрослыми — не базовая, а вторичная, наподобие потребности в ложке, вилке для удовлетворения потребности в пище.

Нужно подчеркнуть, что потребность в собственно общении, если таковая все же существует, — это только одна причина общения как вида активности человека. Через процесс общения человек удовлетворяет потребность во впечатлениях, в при­знании и поддержке, познавательную потребность и многие другие духовные потреб­ности.

Не случайно поэтому выделение в зарубежной психологии такого собирательно­го понятия, как «мотив аффилиации», содержание которого отнюдь не однород­но. Это потребности: контактировать с людьми, быть членом группы, взаимодейство­вать с окружающими, оказывать и принимать помощь.

Таким образом, вопрос о наличии у человека собственно потребности в общении, специфичной по сравнению с другими социальными и духовными потребностями, остается открытым. Используемые при изучении этой потребности наблюдения за поведением младенцев не являются прямым доказательством наличия таковой. Ре­гистрируемое параметры можно расценивать и как проявление любопытства, инте­реса к объекту, в роли которого выступает взрослый, и как операции общения. Более надежным критерием может быть изучение эмоциональных реакций в ответ на появ­ление и особенно на исчезновение объекта общения, что позволило бы выявить у ребенка потребностное состояние в контакте с другим человеком, которое можно принять за чистую потребность в общении. Примером такой потребности, с моей точки зрения, является привязанность к другому человеку или животному (когда человек говорит: «я по тебе соскучился», то явно проявляется потребностное состо­яние, сопровождающееся соответствующей эмоцией). К сожалению, в этом плане можно сослаться только на исследование О. В. Баженовой, хотя жизненные ситуа­ции показывают нам, что у детей эта потребность в контакте имеется. Так, уход ро­дителей из дома по делам вызывает плач у ребенка, несмотря на то что он остается с бабушкой. Что же касается так называемой потребности в общении, о кото­рой говорит М. И. Лисина, — это, с моей точки зрения, приобретаемое в онто­генезе знание о способе и средстве удовлетворения различных потребностей — путем общения (контакта) с другими людьми (или животными). Сам же мотив общения может строиться на совершенно различных основаниях (потребностях и целях).

Кстати, мотив общения понимается М. И. Лисиной по А. Н. Леонтьеву — как объект общения, т. е. мотивом у нее выступает другой человек, партнер по обще­нию; критика такого понимания мотива дана мною выше (см. раздел 3. 2). Правда, почти тут же она пишет, что мотив — это опредмеченная потребность и что мотивы вырастают из потребностей, ведущими из которых являются: потребность во впе­чатлениях, в активной деятельности, в признании и поддержке.

Потребность в общении выражена у разных людей неодинаково, в связи с чем говорят об экстра- и интровертах. Однако, по данным Л. С. Сапожниковой (1973), однозначная связь между стремлением к общению и экстра- и интровертностью не выявляется.

По ее же данным, стремление к общению подростков связано с уровнем притяза­ний. Улице адекватным уровнем притязаний стремление к общению выражено уме­ренно, улице неадекватным уровнем — либо повышенное, либо пониженное. У девочек, независимо от уровня притязания, стремление к общению более выражено, чем у мальчиков.

Рассматривая потребность человека в эмоционально-доверительном общении (аффилиации), И. В. Кузнецова (1999) выделяет две тенденции — надежду на аффилиацию (ожидание отношений симпатии, взаимопонимания при общении) и боязнь отвержения (страх того, что общение будет формальным). Сочетание этих тенден­ций дает четыре типа мотивации общения:

высокая надежда на аффилиацию, низкая чувствительность к отвержению; в этом случае человек общителен вплоть до назойливости;

низкая потребность в аффилиации, высокая чувствительность к отвержению; в этом случае потребность в поддержке, понимании остается неудовлетворен­ной и человек уходит в мир своих переживаний;    низкие надежда на аффилиацию и чувствительность к отвержению; в этом слу­чае человек предпочитает одиночество;

высокие надежда на аффилиацию и чувствительность к отвержению; у человека возникает сильный внутренний конфликт: он стремится к общению и в то же время избегает его.

И. В. Кузнецова показала, что слабая потребность в аффилиации в сочетании с сильным мотивом достижения ведет к предпочтению деловых качеств партнера, в то время как сильная потребность в аффилиации, сочетающаяся с низким мотивом достижения, ведет к предпочтению дружеских отношений. Наибольших результа­тов в групповой работе достигают лица с сильной потребностью в аффилиации и с высоким мотивом достижения.

Как показано О. А. Тырновой (1996) ведущими мотивами общения являются: у девушек — желание поделиться различными мыслями и переживаниями, а также любопытство; у юношей — общность интересов и дел.

10.2. ЦЕЛИ ОБЩЕНИЯ

Цели общения могут быть функциональными и объектными. Функ­циональными целями общения могут быть:

—  оказание помощи другому человеку;

—  получение помощи;

поиск партнера для беседы, совместной игры, деятельности и т. п. (т. е. партне­ра взаимодействия);

поиск человека, от которого можно получить понимание, сочувствие, эмоцио­нальный отклик, похвалу;

самовыражение (общение с теми, кто дает возможность проявить силу, ум, спо­собности, умения);

—  приобщение другого (других) к своим или общечеловеческим ценностям (воспи­тание, обучение);

—  изменение мнения, намерения, поведения другого человека (об используемых для этого приемах воздействия уже говорилось в главе 6).

В связи с этими целями центральным моментом в мотивации, общения становит­ся выбор постоянного или ситуативного партнера общения (цели-объекта), а для исследователя-психолога — изучение причин и факторов, обусловливающих такой выбор или отказ от него.

Наиболее распространенной причиной выбора постоянного партнера общения, в частности детьми, по данным многих авторов является привлекательность друго­го человека как личности по нравственным, деловым или физическим качествам, проявление к этому человеку симпатии, любви, т. е. эмоциональное отношение. Так, у дошкольников привязанность к ровесникам обеспечивают такие качества после­дних, как чуткость, отзывчивость, проявление заботы и внимания, справедливость, приветливость, учет интересов другого, дружелюбие. Как показала Н. Г. Полехина (1971), потребность учащихся в общении с учителями во внеурочное время возни­кает при наличии у последних следующих качеств: человечности, хорошего харак­тера, чувства юмора, тактичности. Учитель должен обладать эрудицией, умением найти контакт, быть хорошим собеседником, понимать учащихся.

Деловые качества (интеллект, умение организовать игру, учиться, трудиться) тоже могут явиться причиной выбора постоянного или временного партнера обще­ния (В. Н. Лозоцева, 1978; В. Хартан, 1970; Я. Л. Коломинский, 1976). В возникно­вении привязанности к кому-либо может играть роль (причем уже у детей 3-7 лет) и внешняя привлекательность человека (Т. А. Репина, 1988).

Немаловажную роль в выборе партнера общения играет наличие общих интере­сов, ценностей, мировоззрения, а также необходимость сотрудничества, взаимодей­ствия в процессе получения или оказания помощи. В ряде случаев выбор партнера общения обусловлен внешними факторами: близостью проживания, знакомством родителей (для детей) и т. д.

Устойчивость пар общения студентов (а следовательно, и устойчивость мотива общения), поданным И. К. Широковой (1973), не зависит от близости партнеров по социометрическому статусу }\ экстраверсии, но связана с близостью по нейро-тизму и эмоциональной экспансивности; кроме того, устойчивыми оказались пары с противоположными значениями невербального интеллекта и силой нервной си­стемы.

Вообще, данные о психологических факторах (мотиваторах), влияющих на вы­бор партнера общения и устойчивость пар общения, кажутся на первый взгляд до­вольно противоречивыми. Н. Н. Обозов (1979) рбнаружил, что чаще дружат люди, сходные по характеристикам личности. Т. Б. Карцева (1981), исследовав пары дру­зей и недругов, выявила, что в них соединяются и по принципу сходства, и по прин­ципу контраста. Более половины друзей оказались людьми довольно замкнутыми, примерно половина из них обладала одинаковым уровнем интеллекта, а другая по­ловина — разным; чуть больше половины друзей показали разный уровень доми­нантности и «озабоченности — беспечности». Обнаружилось, что два рассудитель­ных, осторожных, благоразумных или же робких и нерешительных человека редко бывают друзьями.

В действительности эти противоречия во многом преодолимы, если учесть, что врожденные качества в совместимых парах чаще контрастны, а приобретенные (цен­ности, установки и — чаще подобны.

Нежелание общаться с тем или иным учащимся в большей степени связано с его негативным поведением (недисциплинированностью, агрессивностью и неопрятно­стью) — в младших классах и с отрицательными нравственными качествами (лжи­востью, нечестностью, завистливостью, ленью) — у подростков.

Мотивы общения подростков с родителями изучены С. В. Белохвостовой. Наиболее значимым мотивом общения подростков с мамами (80% ответов) являет­ся желание поделиться своим настроением, передать свои переживания. В общении с папами этот мотив отмечен только 19% подростков. Вторым по значимости (74% ответов) мотивом общения с мамами является необходимость в регуляции с их стороны действий и поступков подростков. Подростки ориентированы на регуля­тивное общение с мамами в большей степени, чем с папами. В общении с последни­ми этот мотив отмечен только в 24% случаев.

В общении с папами наиболее значимым оказался мотив «хочу узнать как можно больше нового и интересного» (84% ответов). В общении с мамами этот мотив от­мечен у 58% опрошенных подростков.

10.3. ЗАСТЕНЧИВОСТЬ КАК ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ МОТИВАТОР ОБЩЕНИЯ

Удовлетворению потребности общения может препятствовать такое личностное качество субъекта, как застенчивость. По данным В. Н. Куницыной (1995), 33% взрослого населения нашей страны попадают в категорию застенчи­вых (30% женщин и 23% мужчин). У школьников распространенность застенчиво­сти колеблется от 25 до 35%. Вот как описывают общение застенчивого человека В. Н. Куницына и Е. Н. Бойцова (1983).

В группе людей застенчивый человек обычно держится обособленно, редко всту­пает в общий разговор, еще реже начинает разговор сам-. При беседе ведет себя не­ловко, пытается уйти из центра внимания, меньше и тише говорит. Такой человек всегда больше слушает, чем говорит сам, не решается задавать лишние вопросы, спорить, свое мнение обычно высказывает робко и нерешительно.

Его трудно вызвать на разговор, часто он не может выдавить из себя ни слова, ответы обычно односложны. Застенчивый человек часто не может подобрать для разговора нужные слова, нередко заикается, а то и вовсе замолкает; для него харак­терна боязнь предпринять что-либо на людях. При всеобщем внимании к нему — теряется, не знает, что ответить, как реагировать на реплику и шутку; застенчивому общение нередко бывает в тягость. Характерным для таких людей является труд­ность принятия решения.

Затруднения в общении, испытываемые застенчивым человеком, часто приводят к тому, что он замыкается в себе, а это, в свою очередь, нередко ведет к одиноче­ству, невозможности создать семью. Напряжение, испытываемое застенчивым при общении с людьми, может привести к развитию неврозов.

Застенчивость и связанные с нею трудности общения особенно резко проявля­ются в юности. При этом взрослые принимают ее за скромность или скрытность, а

сами подростки и юноши пытаются скрыть за внешней развязностью и даже грубос­тью (особенно это характерно для мужского пола).

И. С. Кон (1989) полагает, что застенчивость обусловлена интроверсией, пони­женным самоуважением и неудачным опытом межличностных контактов. Что каса­ется личностных свойств (интроверсии и самоуважения), то здесь еще стоит поду­мать— _а не обстоит ли дело как раз наоборот: не являются ли низкая общитель­ность и пониженное самоуважение следствием застенчивости?

Преодолению застенчивости, как считают многие психологи, занимающиеся про­блемой общения, способствует овладение навыками общения, особенно в детском и подростковом возрасте.

10.4. ВОЗРАСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ МОТИВАЦИИ ОБЩЕНИЯ

В младенческом возрасте ярко выражена потребность общения с родителями, особенно с матерью. Поэтому дефицит такого общения в течение 5-6 месяцев приводит к необратимым негативным сдвигам в психике ребенка, наруша­ет эмоциональное, умственное и физическое развитие, приводит к неврозам.

К концу первого года жизни у детей появляется довольно устойчивое стремле­ние к общению со сверстниками: они любят бывать среди других детей, хотя еще не играют с ними. Со второго года общение со сверстниками расширяется, а у 4-летних оно становится одной из ведущих потребностей. При этом у них возрастают само­стоятельность и инициатива, т. е. поведение становится все более внутренне детер­минированным.

Как отмечает М. И. Лисина, содержание потребности в общении (а точнее было бы — мотива общения) на разных этапах онтогенеза может быть разным (неесть ли это лучшее доказательство того, что специфической первичной, базовой потребнос­ти в общении нет и что потребность в общении — это потребность в способе удов­летворения других потребностей ?). В первые 7 лет жизни ребенка содержание этой потребности состоит: у детей 2-6 месяцев от рождения — в доброжелательном вни­мании, у детей от 6 месяцев до 3 лет — в сотрудничестве, у детей 3-5 лет — в ува­жительном отношении взрослого, у детей 5-7 лет — во взаимопонимании и пере­живании. Таким образом, с возрастом содержание потребности в общении (а точнее было бы сказать— содержание мотива общения) становится богаче, разнообраз­нее. При этом меняется и значение взрослого как объекта общения. Для детей до 6 месяцев взрослый является источником ласки и внимания, а само общение имеет Для ребенка личностный смысл. Для детей от 6 месяцев до 3 лет взрослый — это партнер по игре, образец для подражания, оценщик знаний и умений ребенка; обще­ние с ним имеет деловой смысл. Для ребенка от 3 до 5 лет взрослый — это источник познания, эрудит, и общение с ним имеет познавательный смысл. Для детей 5-7 лет взрослый — это старший друг, и общение снова принимает личностный смысл.

В младших классах ведущей снова становится мотивация общения со сверстни­ками и формируется устойчивый круг ближайшего общения. Потребность в эмоцио­нальной поддержке сверстников бывает столь велика, что дети не всегда задумыва-

ются о принципиальных основах этих отношений. Отсюда случаи «ложного товари­щества», «круговой поруки».

Считается, что максимума развития мотив общения со сверстниками достигает в 11-13 лет. Как показано Д. И. Фельдштейном, о стремлении к стихийно-группо­вому общению заявляли только 15% подростков, хотя реальное наличие такой фор­мы общения зафиксировано у 56% детей 11-15 лет. Происходит это потому, что часто не удовлетворяется потребность в социально-ориентированной форме обще­ния, которой отдают предпочтение большинство подростков. Поэтому они вынуж­дены удовлетворять потребность в общении в стихийно формирующихся группах. Н. И. Вишневская (1981) изучила факторы, привлекающие школьников в нефор­мальные уличные группы общения. Это прежде всего недостатки в организации до- I суга и плохие взаимоотношения с родителями. В то же время в уличных группах»‘, привлекают (в порядке убывания): отсутствие взрослых, свобода действий, эмоци­ональные контакты со сверстниками обоего пола, пребывание в уединенных мес­тах, шумные прогулки по улицам, совместные проделки, возможность покурить и ^; выпить вина.

У некоторых подростков не исчезает и стремление к общению со взрослыми. Но в 7-8-м классах этот мотив приобретает новое качество: у четверти школьников появляется потребность в доверительном общении со взрослыми (А. В. Мудрик, 1981).

В юношеском возрасте происходит существенное обновление мотивов общения. Расширяется круг общения, а также его цели. Разрушается внутригрупповое обще­ние со сверстниками, усиливаются контакты с лицами противоположного пола, а также со взрослыми при возникновении сложных житейских ситуаций (И. С. Кон, 1989). Заметно усиливается потребность во взаимопонимании с другими людьми: у юношей — с 16% в седьмом классе до 40% в девятом, у девушек — соответствен­но с 25 до 50%, что связано с формированием самосознания.

За время обучения в школе у части учащихся появляется мотив общения с учи­телями во внеучебное время. Н. Г. Полехина (1971), изучавшая этот вопрос, отме­чает, что выраженность этого мотива зависит от типа школы (обычная или интер­нат — в нем стремление к общению выше) и от статуса учителя (чем выше статус, тем больше стремление, хотя имеются и исключения, что связано с характером учи­теля, его стилем руководства).

Значимость личностных факторов выбираемого для общения партнера в разные возрастные периоды не одинаковая. Е. Ф. Рыбалко (1990) показала, что в дошколь­ный период осуществляется переход от непосредственных форм общения к мотиви­рованному общению разного уровня. По ее терминологии, непосредственные фор­мы избирательного общения означают выбор партнера без каких-либо объяснений со стороны ребенка, что характерно для детей младшего дошкольного возраста, всту­пающих в кратковременные контакты со сверстниками и часто меняющих товари­щей по совместным играм. Большинство старших дошкольников обосновывают свою избирательность в общении со сверстником, но по-разному. Чаще всего мотивиров­ка носит эмоциональный характер: «Потому что нравится с ним играть». Редко на­зывались функциональные причины: помощь, забота о другом.

Младшие школьники тоже относительно редко в качестве мотива общения назы­вают желание помочь товарищу, в то время как у подростков это довольно распро-

страненное основание общения. У младших школьников основание общения неред­ко базируется на внешних факторах: «живем по соседству», «моя мама знает ее маму», «в спальне кровати рядом» и т. д. У подростков такие мотивировки не встре­чаются, но зато появляются обоснования, учитывающие качества партнера обще­ния: «волевой», «честный», «смелый* и т. п.; указываются также его деловые каче­ства: хорошо играе-т в футбол, хорошо играет на гитаре и т. п.

У шестиклассников появляются мотивы выбора, связанные с потребностью внут­реннего (духовного) общения: «вместе мечтать», «вместе строить разные планы в жизни».

По данным С. П. Тищенко, пятиклассники в абсолютном большинстве слу­чаев хотели бы дружить с популярными учащимися; в 8-х классах этот фактор выбо­ра постоянного партнера общения проявился только у 20 % школьников.

Еще недавно учащиеся наших школ при выборе партнера общения не задумы­вались, с детьми какой национальности они хотели бы учиться, играть, дружить. В последние годы, по данным Д. И. Фельдштейна, картина изменилась: уже 69% 6-7-летних школьников, выбирая товарища, на первое место по значимости ставят . его национальную принадлежность. У подростков этот процент еще выше — 84.

Об устойчивости выбора партнера для общения у маленьких детей говорить не приходится. Например, Л. Н. Галигузова (1980) установила, что дети раннего возраста нередко не могут узнать среди трех сверстников того, с кем перед этим 15 раз встречались наедине и подолгу играли.

С возрастом, как показал А. В. Мудрик (1981), устойчивость в выборе партнера общения повышается, в частности, у школьников — до 7-го класса.

10.5. КЛАССИФИКАЦИЯ МОТИВОВ ОБЩЕНИЯ

Н. П. Ерастов (1979) дает классификацию мотивов общения, в осно­ве которой, по существу, лежат различные виды потребностей (хотя сам автор так не считает, разделяя потребности, интересы, капризы, привычки): мотив-потреб­ность, мотив-интерес, мотив-привычка, мотив-каприз и мотив-долг. К сожалению, раскрытие внутреннего содержания этих мотивов у автора не всегда логично.

Кроме приведенной классификации, при сопоставлении мотивов общения ком­муникатора и адресата Н. П. Ерастов выделяет три вида их соответствия друг дру­гу: взаимодействующие (которые в процессе общения сближаются по содержа­нию друг с другом, будучи первоначально даже разными), противодействующие (которые исключают друг друга, противоположны по направленности — один же­лает узнать правду, а другой не хочет ее говорить) и независимо протекающие (не влияющие друг на друга: у общающихся разные цели, но каждый не имеет ничего против цели другого).

Мотивы общения могут быть деловыми и неделовыми (личностными). Последние имеют отношение к знакомству, дружбе, привязанности, любви. В свою очередь, эти мотивы можно разделить в соответствии с двумя видами общения — желатель­ным и нежелательным, в основе которы

---

Но прежде чем говорить о мотивации общения, остановлюсь на понимании само­го понятия «общение», поскольку, с моей точки зрения, сущность общения многими психологами понимается не совсем адекватно.